Читать книгу "Жизнь после свадьбы. Как построить семейное счастье?  - Ольга Красникова"

Но когда мы говорим о передаче памяти, или, шире, духовного наследия поколения, речь идет не только о тексте; передача памяти – это живое общение, будничное и праздничное. Общение бабушек и дедушек с внуками и правнуками – это двусторонняя мудрость. Рассказывая об усопшем, вдовцы передают любовь и память. Расспрашивая, внуки помогают им прожить и пережить горе и набираются мудрости любви, которая и в горе не перестает.

Значение памяти – в ее способности связывать прошедшее, настоящее и будущее – все три измерения жизни человека, – делая человека частью рода, а не отдельным и одиночкой.

Почитание

Отношение к предкам, тем более ушедшим, бывает разным. Далеко не всегда дети и внуки внимательны к памяти бабушки или дедушки, особенно когда в жизни усопшего были тяжелые эпизоды. Но родовая мудрость настойчиво внушает почитание всех без исключений: любимых и нелюбимых, успешных и неудачников, одиноких и многочадных – всех. Семья должна хранить память о всех. Для этого есть семейные помянники (синодики), кладбища, фотографии. И задача супругов – не только пережить горе потери, но и способствовать почитанию умершего супруга (супруги). Это супружеский долг.

Но почитание – это не пьедестал почета и не семейный алтарь, это отношение к памяти и имени ушедшего супруга. Часто говорят: об усопшем только хорошо или ничего. Но эта максима не для семьи. В семье есть чувство принадлежности, и долг супруги (супруга) – передать внукам такое почитание к умершему, которое полностью соответствовало бы его месту в роде. Этого достаточно. Прадедушка есть прадедушка, и почитание его как отца дедушки не зависит от того, был ли он палачом или жертвой, героем или предателем, алкоголиком или самоубийцей. И передать это отношение – задача, решаемая даже при самых ограниченных возможностях.

Мудрость и миротворчество

Опыт и знание жизни рождают мудрость. Однако она не приходит сама, по достижении возраста или от глубины пережитого. Для мудрости нужен длинный путь разума, начинающийся в юности. И если юноша не ищет мудрости, то к старости набраться ее не успеет.

Чтобы стать мужем и отцом, мужчина должен сначала стать сыном. Иначе не получится. Ведь то, что мужчине необходимо реализовать в ролях мужа и отца, он берет не из воздуха, из книжек или кино. Главный источник его самореализации в семье – отец, чью семейно-родовую модель он принимает как основную. И в этом сын проявляет одно из своих ведущих качеств – он «берущий»: берет отцовскую любовь, отцовскую власть, отцовскую силу, отцовскую социализацию и пытается ее реализовывать. Кто умел брать, сумеет давать – в роли мужа и отца, а затем деда и патриарха.

Мудрость – не просто «интеллектуальные способности выше среднего», но и опыт, рассудительность, смирение и, главное, любовь. Разум без любви – отстраненный интеллект, который никому не нужен. Нравственное резонерство и морализаторство стариков – это не мудрость, а имитация мудрости, которая скрывает пустоту и разочарование своей жизнью.

Разумеется, все, что мы сказали про мужчину, относится и к женщине, бабушке, прабабушке, которая тоже может остаться вдовой и нести эту роль самостоятельно. Только у бабушки любовь и доброта будут превалировать над мудростью и властью. Но она будет иметь ту же силу исцеляющей деятельной и примиряющей любви!

Глава 14. Семья – малая церковь

Два главных мифа

Итак, муж и жена вольно (и невольно) в любви создают уникальный, индивидуальный дом своей семьи. И если в нравственной и ценностной традиции семьи почитается Бог, такой дом именуется христианами малой церковью. Это супружеский организм, вмещающий любовь и дух, веру и дело. В таком доме есть место высшему смыслу. Это и отличает христианские супружества: семья понимается как священный союз, а не как «ячейка», контракт (договор) или биологическое партнерство. И основание супружества здесь только любовь. Она – не только основная движущая сила и строительный материал такого дома, но и одно из условий успешного строительства.

Другими условиями – мы уже их называли – являются границы семьи, забота о цельности, ценности семейного мира и его высший смысл. Понятие «высший смысл» может оказаться неблизким современному читателю – слишком много за последние сто – сто пятьдесят лет было об этом написано и сказано несуразного. За это время в общественном сознании получили широкое распространение два мифа о семье: миф о «ячейке общества» и миф об условном юридическом и историческом смысле семьи. И тот и другой исключают поиск и утверждение в своей семье высшего смысла – его там и быть не может.

Миф о «ячейке» относит семью к структуре общества или – что ближе к сути – к структуре государства. Здесь семья вписана в иерархию, в которой каждый элемент (или ячейка) занимает одновременно и привилегированное и подчиненное положение – по отношению к структурам, наделенным правом контролировать ее, судить, наказывать или поощрять: загсам, комитетам социальной защиты, опеке, полиции, судам, департаментам образования и здравоохранения. И если Церковь рассматривать как часть системного устройства государства, то и она будет начальствующей инстанцией над семьей (по крайней мере, так было до 1918 года). В свою очередь, семье подчинены дети, в какой-то степени муж и жена (алименты, ответственность за здоровье и жизнь детей). В этой системе семья как общественный институт является с точки зрения иерархии привилегированным уровнем над личностью, а общество – над семьей. Личность в этой системе – самый несвободный субъект.

Естественно, такое понимание семьи и ее места невольно поощряет нигилизм, отказ от семейных отношений, разводы, неполные семьи, протесты против ювенальной юстиции, конфликты и насилие в семье. Действительно, если личность – будь то муж или жена – не свободна в создании, развитии и осмыслении своей семьи, семья становится системой, препятствующей развитию личности[69], инструментом подавления личностных свобод. И не потому, что муж или жена жестоки, а потому, что иначе семья почему-либо не вписывается в системные требования государства.

Семья ощущает агрессию извне, если контроль со стороны общества и органов государства нарушает ее границы и целостность. И если департаменты образования и здравоохранения своими требованиями вторгаются в быт и отношения семьи, это перерастает в конфликт враждующих сторон.

Другой миф – о конвенциональной природе семьи и брака – разрушает представление о том, что семья имеет высший, нравственный, философский и тем более духовный и религиозный смысл.

Здесь семья трактуется как договор (конвенция) между мужчиной и женщиной (а почему не между однополыми гражданами?), которые при помощи государства устанавливают относительные права и обязанности друг друга. Такой договор, как и все в общественном праве, стоит вне нравственных или духовных ценностных оценок. Да, нарушать законные права других – преступление и грех, но не более того. И если у гражданина есть право на развод, такой выход из договора имеет, конечно, материальные и общественные последствия, но не более. Говорить о разрушении духовного мира семьи в таком случае неуместно, так как этого договор (конвенция) не предусматривает.